|
Je vivais à l'écart de la place publique, Serein, contemplatif, ténébreux, bucolique... Refusant d'acquitter la rançon de la gloir', Sur mon brin de laurier je dormais comme un loir. Les gens de bon conseil ont su me fair' comprendre Qu'à l'homme de la ru' j'avais des compt's à rendre Et que, sous peine de choir dans un oubli complet, J' devais mettre au grand jour tous mes petits secrets. {Refrain:} Trompettes De la Renommée, Vous êtes Bien mal embouchées ! Manquant à la pudeur la plus élémentaire, Dois-je, pour les besoins d' la caus' publicitaire, Divulguer avec qui, et dans quell' position Je plonge dans le stupre et la fornication ? Si je publi' des noms, combien de Pénélopes Passeront illico pour de fieffé's salopes, Combien de bons amis me r'gard'ront de travers, Combien je recevrai de coups de revolver ! A toute exhibition, ma nature est rétive, Souffrant d'un' modesti' quasiment maladive, Je ne fais voir mes organes procréateurs A personne, excepté mes femm's et mes docteurs. Dois-je, pour défrayer la chroniqu' des scandales, Battre l' tambour avec mes parti's génitales, Dois-je les arborer plus ostensiblement, Comme un enfant de chœur porte un saint sacrement ? Une femme du monde, et qui souvent me laisse Fair' mes quat' voluptés dans ses quartiers d' noblesse, M'a sournois'ment passé, sur son divan de soi', Des parasit's du plus bas étage qui soit... Sous prétexte de bruit, sous couleur de réclame, Ai-j' le droit de ternir l'honneur de cette dame En criant sur les toits, et sur l'air des lampions : " Madame la marquis' m'a foutu des morpions ! " ? Le ciel en soit loué, je vis en bonne entente Avec le Pèr' Duval, la calotte chantante, Lui, le catéchumène, et moi, l'énergumèn', Il me laisse dire merd', je lui laiss' dire amen, En accord avec lui, dois-je écrir' dans la presse Qu'un soir je l'ai surpris aux genoux d' ma maîtresse, Chantant la mélopé' d'une voix qui susurre, Tandis qu'ell' lui cherchait des poux dans la tonsure ? Avec qui, ventrebleu ! faut-il que je couche Pour fair' parler un peu la déesse aux cent bouches ? Faut-il qu'un' femme célèbre, une étoile, une star, Vienn' prendre entre mes bras la plac' de ma guitar' ? Pour exciter le peuple et les folliculaires, Qui'est-c' qui veut me prêter sa croupe populaire, Qui'est-c' qui veut m' laisser faire, in naturalibus, Un p'tit peu d'alpinism' sur son mont de Vénus ? Sonneraient-ell's plus fort, ces divines trompettes, Si, comm' tout un chacun, j'étais un peu tapette, Si je me déhanchais comme une demoiselle Et prenais tout à coup des allur's de gazelle ? Mais je ne sache pas qu'ça profite à ces drôles De jouer le jeu d' l'amour en inversant les rôles, Qu'ça confère à ma gloire un' onc' de plus-valu', Le crim' pédérastique, aujourd'hui, ne pai' plus. Après c'tour d'horizon des mille et un' recettes Qui vous val'nt à coup sûr les honneurs des gazettes, J'aime mieux m'en tenir à ma premièr' façon Et me gratter le ventre en chantant des chansons. Si le public en veut, je les sors dare-dare, S'il n'en veut pas je les remets dans ma guitare. Refusant d'acquitter la rançon de la gloir', Sur mon brin de laurier je m'endors comme un loir. Trompettes De la Renommée, Vous êtes Bien mal embouchées ! |
Привыкнув жить вдали от людных магистралей, Как некий персонаж старинных пасторалей, И, не платя отнюдь с известности оброк, На лаврах я почил и дрыхнул как сурок. Но мудрые умы мне дали догадаться, Что публике своей мне есть в чем отчитаться. Покуда не совсем забыли мой портрет, Повинен я раскрыть малейший свой секрет. {Припев:} О, трубы! О, звучная медь! В гробу бы Хотел вас иметь! Должны ли раздевать бесстыдно догола мы Себя во имя нужд и прихотей рекламы? И надо ль, чтоб узнал не сват мой и не брат Про то, где, как и с кем впадаю я в разврат? Скажи я имена — и поползли бы слухи, И сколько пенелоп попали б сразу в шлюхи, И сколько бы друзей забыли мой порог, И сколько бы мужей в меня вонзили рог! Являться нагишом при всем честном народе Мне тошно, ибо я застенчив по природе. Лишь дамам и врачам — ручаюсь головой! — Давал я изучать мой орган половой. И мне ль, себя прельстив успеха сладким пленом, На барабане дробь бить детородным членом? И мне ль его нести, как тот святой сосуд, Что в храмах к алтарю торжественно несут? С одной из знатных дам в ее просторной спальной Я часто утолял мой голод сексуальный, И на меня с нее — кто б мог вообразить! — Однажды переполз вульгарный паразит... Ужели все теперь не ведаем стыда мы? Рискну ль себе в корысть я честью светской дамы, Трубя на всех углах, крича для всех ушей: «С маркизы имярек я снял лобковых вшей!» С известным всей стране кюре сладкоголосым* Давно в согласьи мы по всем больным вопросам: Я — грешный сукин сын, он — праведный отец. Где скажет он «аминь!», там я скажу «пиздец!» К лицу ль мне объявлять проворным репортерам, Что и в мирских делах, как дух святой, востер он, Что я его застал с моей Марго врасплох — Он пел ей, а она в тонзуре била блох. Но с кем же, черт возьми, делить мне надо ложе, Чтоб славный этот факт в газетах был изложен? Какая поп-звезда иль чья еще жена Гитару заменить в объятьях мне должна? Чтоб толки возбудить и отклик благодарный, Кто даст мне напрокат свой бюст сверхпопулярный? Кто мне предложит свой прославленный лобок, Чтоб прессы интерес стал долог и глубок? Разверз бы шире зев разнузданной трубы я, Когда б, как все вокруг, подался в голубые, И бедрами крутя, что юная мамзель, Глазел по сторонам, пугливо как газель? Но разве угодишь капризной нашей моде? Уже содомский грех не так любим в народе. Не всякий педераст идет за миллион — Средь баловней судьбы их нынче легион! Прилежно изучив все средства и приемы, Которыми себе рекламу создаем мы, Решил я: реноме — забота не моя, За ним пусть кто другой гоняется, а я Публично петь готов, когда желают слушать, А нет — так для себя, иль вовсе бью баклуши. И не платя отнюдь с известности оброк, На лаврах вновь почил и дрыхну как сурок. О, трубы! О, звонкая медь! В гробу бы Хотел вас иметь! © пер. В. Зайцева |
* речь идет о современнике Брассенса, популярном в то время христианском певце-проповеднике отце Дювале – «поющем попе», как его называет здесь Б.