La Camarde qui ne m'a jamais pardonné, D'avoir semé des fleurs dans les trous de son nez, Me poursuit d'un zèle imbécile. Alors cerné de près par les enterrements, J'ai cru bon de remettre à jour mon testament, De me payer un codicille. Trempe dans l'encre bleue du Golfe du Lion, Trempe, trempe ta plume, ô mon vieux tabellion, Et de ta plus belle écriture, Note ce qu'il faudra qu'il advint de mon corps, Lorsque mon âme et lui ne seront plus d'accord, Que sur un seul point : la rupture. Quand mon âme aura pris son vol à l'horizon, Vers celle de Gavroche et de Mimi Pinson, Celles des titis, des grisettes, Que vers le sol natal mon corps soit ramené, Dans un sleeping du Paris-Méditerranée, Terminus en gare de Sète. Mon caveau de famille, hélas ! n'est pas tout neuf, Vulgairement parlant, il est plein comme un œuf, Et d'ici que quelqu'un n'en sorte, Il risque de se faire tard et je ne peux, Dire à ces braves gens : poussez-vous donc un peu, Place aux jeunes en quelque sorte. Juste au bord de la mer à deux pas des flots bleus, Creusez si c'est possible un petit trou moelleux, Une bonne petite niche. Auprès de mes amis d'enfance, les dauphins, Le long de cette grève où le sable est si fin, Sur la plage de la Corniche. C'est une plage où même à ses moments furieux, Neptune ne se prend jamais trop au sérieux, Où quand un bateau fait naufrage, Le capitaine crie : "Je suis le maître à bord ! Sauve qui peut, le vin et le pastis d'abord, Chacun sa bonbonne et courage". Et c'est là que jadis à quinze ans révolus, A l'âge où s'amuser tout seul ne suffit plus, Je connu la prime amourette. Auprès d'une sirène, une femme-poisson, Je reçu de l'amour la première leçon, Avalai la première arête. Déférence gardée envers Paul Valéry, Moi l'humble troubadour sur lui je renchéris, Le bon maître me le pardonne. Et qu'au moins si ses vers valent mieux que les miens, Mon cimetière soit plus marin que le sien, Et n'en déplaise aux autochtones. Cette tombe en sandwich entre le ciel et l'eau, Ne donnera pas une ombre triste au tableau, Mais un charme indéfinissable. Les baigneuses s'en serviront de paravent, Pour changer de tenue et les petits enfants, Diront : chouette, un château de sable ! Est-ce trop demander : sur mon petit lopin, Planter, je vous en prie une espèce de pin, Pin parasol de préférence. Qui saura prémunir contre l'insolation, Les bons amis venus faire sur ma concession, D'affectueuses révérences. |
Старуха Смерть, никак не желая простить мне то, Что я щекотал ей нос цветами, Преследует меня с дурацким усердием. И вот, окруженный со всех сторон похоронами, Я решил вытащить на свет божий свое завещание И сделать к нему приписку. Обмакни в синие чернила Лионского залива*, Обмакни свое перо, мой старый нотариус, И самым красивым твоим почерком Напиши, что должно произойти с моим телом, Когда они с душой дружно Согласятся на развод. Когда моя душа улетит за линию горизонта Вслед за душами Гавроша и Мими Пенсон**, Уличных мальчишек и гризеток***, Пусть мое тело доставят на родную землю В спальном вагоне Париж–Средиземноморье. На станцию назначения Сет. Мой семейный склеп, увы, не нов И набит, прямо скажем, до отказа, А ждать, чтобы кто-то оттуда вышел, Придется, видимо, долго. И не могу же я, право, Сказать всем этим славным людям: «Потеснитесь, мол, И уступите место в некотором роде молодежи». На самом берегу моря, в двух шагах от синих волн, Выройте, если это вас не затруднит, небольшую ямку – Мягкую уютную нишу, Рядом с моими друзьями детства – дельфинами, Там, где песок такой мелкий и теплый – На пляже Корниш. Здесь, даже в моменты ярости, Нептун никогда не принимает себя всерьез, И, если корабль вдруг терпит крушение, Капитан кричит: «Слушай мою команду! Спасайся, кто может, сначала вино и пастис**** – Каждый свою бутыль, и без паники!» Здесь когда-то, пятнадцати лет от роду, Когда развлекаться в одиночестве уже скучновато, Я познал свою первую любовь. У сирены, у женщины-рыбы Я получил первый урок любви – Проглотил первую рыбью кость. При всем почтении к Полю Валери, Я, скромный трубадур, собираюсь его переплюнуть – Да простит мне добрый мэтр такую наглость! И даже если стихи его лучше моих, Мое кладбище будет более морским*****, И пусть это не смущает местных жителей. Эта могила между небом и водой Не придаст пейзажу и тени грусти, А, напротив, какой-то неуловимый шарм. Купальщицы будут переодеваться за ней, Как за ширмой, а дети скажут: «Вот здорово! Песочный замок!» На моем клочке земли не сочтите, пожалуйста, за труд Посадить что-нибудь вроде сосны, Желательно – зонтичной. Она предохранит от солнечного удара Добрых друзей, которые придут почтить Место моего захоронения. |
Tantôt venant d'Espagne et tantôt d'Italie, Tous chargés de parfums, de musiques jolies, Le Mistral et la Tramontane, Sur mon dernier sommeil verseront les échos, De villanelle, un jour, un jour de fandango, De tarentelle, de sardane. Et quand prenant ma butte en guise d'oreiller, Une ondine viendra gentiment sommeiller, Avec moins que rien de costume, J'en demande pardon par avance à Jésus, Si l'ombre de ma croix s'y couche un peu dessus, Pour un petit bonheur posthume. Pauvres rois pharaons, pauvre Napoléon, Pauvres grands disparus gisant au Panthéon, Pauvres cendres de conséquence, Vous envierez un peu l'éternel estivant, Qui fait du pédalo sur la vague en rêvant, Qui passe sa mort en vacances. Vous envierez un peu l'éternel estivant, Qui fait du pédalo sur la plage en rêvant, Qui passe sa mort en vacances. |
То из Испании, то из Италии Принесут с собой чудесные мотивы и запахи Мистраль и трамонтана******, И усладят мой последний сон отголосками Сегодня вилланеллы, а завтра фанданго, Тарантеллы или сарданы*******. А когда, используя мой холмик как подушку, Уляжется на него вздремнуть русалка В том, что с трудом можно назвать одеждой, Я заранее прошу прощения у Иисуса, Если тень моего креста полежит на ней немного К моей маленькой посмертной радости. Бедные короли и фараоны, бедный Наполеон, Бедные знаменитости из Пантеона, Несчастные великие покойники! Вы позавидуете еще вечному отпускнику, Который крутит во сне педалями по волнам, Превратив свою смерть в каникулы. Вы позавидуете еще вечному отпускнику, Который крутит во сне педалями по волнам, Превратив свою смерть в каникулы. © NM |
* Лионский залив – залив Средиземного моря, на побережьи которого расположен Сет (почему-то по-русски называется именно так, хотя должен был бы «Львиный залив»).
** Мими Пенсон – героиня одноименной повести Альфреда де Мюссе, ставшая олицетворением т.н. «гризетки».
*** Гризетка – девушка, живущая своим трудом (модистка, швея, хористка) и не считающаяся с правилами строгой буржуазной морали.
**** Пастис – французский ликер-аперитив, анисовка в русском варианте. Вот что надо спасать конкретно:
***** Морское кладбище. О, тут целая история! И понятное дело – игра слов. «Морское кладбище» – самое известное, хрестоматийное стихотворение Поля Валери (1871 – 1945), которое во Франции все знают со школьной скамьи. Брассенс считал Поля Валери своим учителем, тем более что они родились и похоронены в одном городе – непосредственно в Сете. В Сете два кладбища: «кладбище бедняков» Пи и «Морское». Причем раньше это последнее носило другое название («Saint Charles»), а в «Морское» было переименовано в 1946 году, в честь прославившего его стихотворения Валери.
****** Мистраль и трамонтана – названия ветров, дующих на французском Средиземноморье
******* Вилланелла и тарантелла – из Италии, фанданго и сардана – из Испании.